Традиции демонов - Страница 39

— Она у нас спортсменка, — пробормотал Фархад, — комсомолка, наконец, просто отличница.

Кажгалиев улыбнулся. Он помнил эту фразу из «Кавказской пленницы». А вот Брикар ничего не понял. Он только согласно кивнул головой, не понимая, чему улыбается переводчик.

Абу Сейран принес нарезанные ломтиками холодные куски дыни. Расставил тарелки, ножи, вилки. Перед диваном стоял небольшой столик, чтобы гостям было удобно есть, не поднимаясь.

— Где вы научились так ловко стрелять? — поинтересовался Сеидов. — На вашем месте не каждый журналист сумел бы одолеть сразу двух офицеров полиции.

— Я три года служил в десантных войсках, — пояснил Брикар, — там и получил соответствующую подготовку.

— А почему вы — французский журналист — помогаете такому опасному террористу, как аль-Рашиди? — поинтересовался Сеидов. — Если вас обижает мой вопрос, то можете на него не отвечать.

— Не обижает, — ответил Брикар. — Если вы вспомните начало военной кампании против Ирака, то две европейские страны, ближайшие союзники Америки — Германия и Франция, — были категорически против этого вторжения. В Америке обиделись настолько сильно, что даже призвали к бойкоту французских вин и французского сыра. Хотя я считаю, что они сделали хуже только самим себе, оставшись без подобных деликатесов. Я и тогда считал, что вторжение американцев вызвано исключительно экономическими и политическами причинами, а глупые сказки об оружии Саддама, спрятанном в каких-то подземельях, меня не убеждали.

Американцы вторглись в страну, быстро победили деморализованную армию, не желавшую защищать деспотию тирана, и убедились, что никакого оружия в Ираке нет. Но им нужно было делать хорошее лицо при плохой игре. Блефовать до конца. И они остались в стране, начав здесь фактически гражданскую войну, во время которой погибли миллионы ни в чем не повинных людей. Когда я сюда прибыл, то мой выбор был уже ясен, я считал американцев и всех их союзников захватчиками и оккупантами. И, соответственно, я собирался помогать тем, кто боролся с этими оккупантами. Вот откуда главный пафос моих статей и выступлений. Иногда люди аль-Рашиди предоставляли мне эксклюзивные материалы. Они знали, что мне можно доверять. Проверяли много раз. И я давал эти материалы в эфир, рассказывая о том, что на самом деле происходит в стране.

— Вы не ответили на мой вопрос, — тихо повторил Фархад. — Почему вы сотрудничаете именно с аль-Рашиди? Вы знаете, что его обвиняют в убийствах тысяч людей?

— Знаю.

— И вы это оправдываете?

— Нет. Абсолютно не оправдываю. Но как им бороться с американцами, если не прибегать к подобным террористическим актам? Что они могут сделать против самонаводящихся ракет, ядерного оружия, вертолетов и самолетов самой сильной страны мира? Они борются так, как могут. И при этом допускают большие потери среди мирного населения. Но это единственный способ, которым они могут вести борьбу с американцами на равных.

— Вы говорите так, словно поддерживаете их террор.

— Не поддерживаю, но пытаюсь понять.

— Цивилизованный человек не может согласиться с их методами. Разве вы так не считаете?

Брикар поднялся, взял бутылку белого вина и налил себе в бокал.

— Хотите вина? — спросил он. — Это хорошее белое бургундское.

— Нет, — ответил Фархад.

— Вы вообще не употребляете алкоголь? — понимающе усмехнулся Брикар.

— Почему? Очень даже употребляю. Но мне больше нравится обычная русская водка. Возможно, сказывается мой опыт жизни. Последние восемнадцать лет я провел в России.

— Там не пьют французских вин? — удивился Брикар. — Насколько я слышал, они умеют ценить хорошие напитки.

— Пьют. Конечно, пьют. В последнее время вообще пьют разные напитки. От текилы до рома. Но всем остальным предпочитают водку. Вот поэтому я и пристрастился. А употреблять водку в такую жару практически невозможно. Лучше пить холодную воду.

Брикар выпил вино и поставил пустой бокал на стол.

— О чем мы говорили? О цивилизованных и нецивилизованных людях, — вспомнил он, возвращаясь к прерванному разговору. — Тогда давайте продолжим. И поговорим в том числе о согласии или несогласии с их методами борьбы.

Он немного помолчал.

— Что, по-вашему, есть цивилизованный человек? — поинтересовался он. — Тот, кто знает западные языки, умеет пользоваться вилкой и ножом, разбирается в компьютерных технологиях, читал Бодлера в подлиннике, знаком с греческими философами, обожает классическую музыку? Но все эти категории могут быть отнесены и к представителю богатой индийской семьи, и к японскому бизнесмену, и к начитанному китайскому коммунисту, и даже к детям арабских шейхов, которые учатся в лучших западных университетах. Что тогда цивилизованный человек? Или это представители западной цивилизации, которая включает в себя евроатлантические страны и никогда не будет включать восточные и южные регионы?

Никогда западноатлантическая цивилизация не сможет вобрать в себя такую страну, как Россия, которая может считаться особой цивилизацией. Или вы не согласны со мной? Но тогда почему они присвоили себе право на «цивилизованность», отказывая другим в этих правах? Когда здесь было Вавилонское царство, в Америке не было даже дикарей, а орды племен перемещались по Европейскому континенту. Когда здесь процветали империи, в Европе только появлялись первые зачатки государств. Когда арабская наука и философия начали перерабатывать греческую и римскую философию и литературу, в Европе царил мрак Средневековья. Когда в той же Европе искали и сжигали еретиков, мусульманские страны охотно предоставляли свои города в качестве убежища для евреев. Разве все это неправда? И почему мы отказываем другим народам в этой «цивилизованности», присвоив себе исключительное право определять, кто более цивилизован в этом мире?